действовать в течение следующего столетия, еще долго после истечения срока аренды. Он бы наглядно показал, что Гонконг может быть "частью Китая под британским управлением", как когда-то Международное поселение в Шанхае было процветающим городом, торговым анклавом в Китае, управляемый британцами. "Если дипломатия пинг-понга может привести к сближению между КНР и США, то почему атомная электростанция... не может стать основным фактором в решении проблемы Гонконга", - размышляет Лоуренс.
Тэтчер ответила Лоуренсу с энтузиазмом. В отличие от осторожности Каллагэна, она прочертила ручкой черновик письма, написанный ее помощниками, заменив вежливые и неконкретные формулировки на восторженную поддержку. Она вычеркнула предложения, характеризующие дискуссию как "самую полезную", и написала, что "получила удовольствие" от нее. Она изменила слова "как я уже говорила, Министерство промышленности будет продолжать поддерживать ваши усилия" на "захватывающие перспективы... и возможности, которые предлагает нам Китай, должны быть использованы. У вас есть все шансы, и я знаю, что вы не упустите инициативу". Через несколько месяцев Лоуренс был в Гуанчжоу, старом Кантоне, который его отец мечтал электрифицировать в начале века. В ходе переговоров китайцы достали записи встреч китайских чиновников с Элли в 1920-х годах.
Лоуренс подписал соглашение, позволяющее Китаю подключиться к электричеству, вырабатываемое компанией China Light and Power. Через три месяца электричество стало поступать через границу. Эта идея "лелеялась мной на протяжении последних 50 лет, и особенно приятно, что она осуществилась на моем 80-м году жизни", - заявил Лоуренс.
В некотором смысле, время для ядерного гамбита Лоуренса не могло быть хуже. Американские следователи изучали аварию на Три-Майл-Айленд, частичное расплавление реактора на атомной электростанции в Пенсильвании в 1979 году, и приостановили строительство атомных станций. В итоге миллион жителей Гонконга подписали петицию против строительства атомной станции вблизи Гонконга по соображениям безопасности. Лоуренс отверг эти опасения. "Некоторые люди считают, что атомная электростанция опасна и что ее не следует использовать вблизи городов", - написал он в служебной записке. Он не согласился.
Предлагаемая атомная станция, расположенная вдоль залива Дайя в Китае, сразу за границей с Гонконгом, стала бы крупнейшей иностранной инвестицией в коммунистический Китай и мощным стимулом для того, чтобы Китай продолжал идти по пути модернизации. Затем Тэтчер пригласила Лоуренса в Лондон на государственный ужин в честь преемника Мао, Хуа Гофэна, который впервые посетил Европу.
Китайский лидер, хотя Дэн Сяопин уже маневрировал, чтобы сменить его. Лоуренс нашел Хуа "очень хорошо информированным о том, что происходит в мире" и стремящимся "сохранить и поддержать то процветание, которое мы имеем сейчас, а также расширить и помочь ему расти". На частной встрече с одним из высокопоставленных китайских руководителей в Гуандуне Лоуренсу сказали, что все китайское руководство, том числе Дэн Сяопин, очень хочет, чтобы проект удался. "Это может быть будущее Гонконга, о котором мы говорим", - сказал Лоуренс Тэтчер.
В 1981 году между Китаем и Великобританией начались официальные переговоры о том, что произойдет в 1997 году, когда истечет срок аренды Новых территорий. Маклехоуз, колониальный губернатор Гонконга, считал, что Гонконг нуждается в более сильном представительстве в Лондоне. Он предложил Тэтчер назначить Лоуренса, уже имевшего рыцарское звание, первым членом Палаты лордов Гонконга. Это была палата с ограниченными полномочиями. Но это назначение дало бы Лоуренсу огромный авторитет в глазах жителей Гонконга и китайского правительства, а также платформу для отстаивания интересов Гонконга по мере приближения передачи власти в 1997 году. Лоуренс завоевал расположение Тэтчер, разместив на британских заводах огромные заказы на электрооборудование.
Она согласилась с этой идеей, и в 1981 году королева Елизавета сделала Лоуренса "бароном Кадури из Коулуна в Гонконге и города Вестминстер". В то же время китайское правительство назначило Лоуренса членом "консультативного комитета", который должен был разработать законы, управляющие Гонконгом после 1997 года. Лоуренс стоял на вершине власти и китайского, и британского правительств, когда они вели переговоры о судьбе Гонконга. "Если это в моих интересах, то это в интересах Гонконга, потому что, если Гонконг пойдет не так, я не смогу остаться", - заявил Лоуренс. "Поэтому я работаю на Гонконг, чтобы сохранить условия, которые позволили мне остаться здесь". Гонконгская китайская газета окрестила Лоуренса "королем Коулуна".
По мере того, как Китай открывался, все больше и больше деталей его шанхайской истории стали появляться вновь.
В 1979 году министр финансов США Майкл Блюменталь ошеломил чиновников, с которыми встречался в Пекине, когда начал говорить с ними по-китайски - на шанхайском диалекте.
"Мы знаем, что вы еврей", - заявил один из чиновников. "Но это сюрприз".
Блюменталь рассказал, что во время Второй мировой войны он был беженцем в Шанхае. Он учился в школе Кадори, а китайский язык выучил у соседей и на подсобных работах, которыми занимался в подростковом возрасте.
"Я могу сказать больше старых шанхайских слов, чем вы", - сказал Блюменталь своим хозяевам на шанхайском диалекте.
Пекинские чиновники быстро связались с официальными лицами в Шанхае. История шанхайских беженцев и гетто в Хункеве была похоронена коммунистами. Школа Кадори была превращена в фабрику, синагоги - в психиатрические больницы или склады. В квартирах, которые когда-то занимали Рейсманы и другие, поселились китайские семьи. На дверных косяках некоторых из них еще сохранились тени мезуз, которые прибили беженцы, - маленьких декоративных прямоугольных коробочек с молитвой на иврите. Но это был единственный признак того, что произошло сорок лет назад. Блюменталь сказал китайским чиновникам в Пекине, что хочет посетить свой старый дом в Шанхае. Китайцы ответили, что это невозможно. Китайцы не знали, где он находится; даже большинство зданий на Бунде все еще были закрыты для иностранных посетителей. "Я покажу вам, где он находится", - заявил Блюменталь. И вот во время одной из поездок в Шанхай Блюменталь провел группу шанхайских чиновников по Чусан-роуд к дому № 59, по темному коридору и в мрачный двор. Он указал на второй этаж, где находилась двухкомнатная квартира, которую он делил со своим отцом и сестрой с 1943 по 1945 год. "Это был долгий путь отсюда", - сказал он. Выйдя из здания, он повел китайских чиновников к месту, где неподалеку располагался старый кинотеатр. "Я часто ходил в кино, и мечтаю", - сказал он.
Питер Макс, американский иллюстратор, вернулся в Шанхай и сказал, что надеется найти свою китайскую "ама", или служанку, которая, по его словам, впервые научила его рисовать. Майкл Медавой, ныне голливудский менеджер, объявил, что хочет снять фильм о шанхайских беженцах.
Другие беженцы и дети беженцев тоже начали возвращаться, записываясь в жестко структурированные официальные туры по Китаю и уезжая,
